Плетусь однажды по Кызылорде — задание редактора выполняю. Жара около 40 градусов. Ветер соленый песок с еще не до конца высохшего Арала несет. Ворчу: и как тут люди живут?! Африка какая-то! Ладно, мою семью сюда работа привела. А других- то что заставило тут поселиться?!
Навстречу, тоже еле дыша от духоты, идет выполнять свой служебный долг собрат по несчастью – руководитель пресс-группы одного очень правоохранительного органа. Назовем его Жалгас — Жаке. Обычно он снабжает меня информацией о происшествиях в области. В этот раз после привычных приветствий типа «калай жагдай?» и «как поживают ваши старики и дети?» коллега в погонах спрашивает, не нужна ли мне информация о дочери «врага народа»?
Удивляюсь:
— Какие, Жаке, в наше время враги народа? Столько лет прошло после 37-го! Уже никого, наверное, не осталось?
— Кое-кто еще есть! Вот дочь маршала Блюхера, Зоя Васильевна, справку просит, что она тут, у нас, в 50-е в ссылке была. Прибавку к пенсии ей обещали дать как жертве репрессий. А сведений о ней в нашем ведомственном архиве нет. Иду в областной. Ссыльные тогда под надзором комендатур были, а коменданты — в подчинении милиции. Кстати, я кызылординский адрес Зои Васильевны выяснил. Вон там, рядом с мечетью Айтеке–би, был квартал «глинобитной архитектуры». Его узбекским называли. Ссыльных там тоже селили в большом бараке. Его снесли не так уж и давно, когда место под памятник расчищали.
— Ее отца, Василия Константиновича, расстреляли в 1937 году по делу маршалов? Как же она уцелела? Ведь пишут, что семьи маршалов тоже были репрессированы?
— Маршал Блюхер в 37-м уцелел. Даже сам был обвинителем на процессе военных. Обычно говорят о расстреле трех маршалов. На самом деле, кроме маршалов, тогда осудили 18 крупных военных. Самого Блюхера арестовали и расстреляли отдельно от группы Тухачевского, примерно, через год, в конце 1938 года. А репрессии – это ведь не только расстрелы. Были еще лагеря, ссылки на поселения членов семей военных.
— Неужели кто-то из семьи Блюхера тоже сюда попадал?
-А как же! Двух первых жен расстреляли, а последняя, самая молодая, 8 лет от звонка до звонка в Карлаге отсидела. Вернее, отработала. Она была матерью двух крошечных детей, домохозяйкой — без профессии. Детей – в детдом, а ее в лагерь. Она там окончила курсы, кажется, агрономические, и работала в сельском хозяйстве. И в мирное время, во время жизни на поселении в Сибири, профессия ей пригодилась.
— Господи! Еще и Сибирь?! И почему этих женщин так боялись – гоняли по лагерям, по ссылкам? Они, что, тоже врагами народа были? Или шпионками?
— Ну, кто как … Были и такие… активные. Но сажали их, в основном, за недоносительство. Знала якобы, что муж шпион или антисоветчик, а не сообщила.
Только не пиши, что в лагерях и в ссылках были исключительно невинные люди. Знаешь, кто после доклада Хрущёва на ХХ съезде о развенчании культа личности первым прибежал в прокуратуру за справками о реабилитации? Те, кто сотрудничал с фашистами, дезертиры, девушки легкого поведения, уголовники. А по закону предатели не подлежали прощению. И не только в СССР, а во всех странах Европы.
— Сколько же сейчас лет дочери маршала? Лет 70?
— Вот тебе ее ленинградский адрес. Можешь написать ей и сама все выяснить.
-Неудобно же тревожить пожилого человека! Может, сам напишешь?
— Хорошо, давай так поступим. Завтра я буду справку отправлять и заодно спрошу Зою Васильевну, не будет ли она против твоей любознательности.
На том и порешили…
Компьютеры тогда уже появились, но Интернет был еще редкостью. Пришлось дома обложиться энциклопедиями, книгами по истории Гражданской войны. Конечно, интересно читать о боевом пути В.К. Блюхера. Особенно о том, как он с переменным успехом гонял казаков Дутова в Приаралье, а колчаковцев на берегах Тобола и Ишима. Историческая энциклопедия пишет: «Его корпус, оказавшись отрезанным чехами от районов снабжения и регулярных частей Красной Армии, перешел к партизанским действиям и совершил марш–бросок через весь Уральский хребет, пройдя за 54 дня свыше 1500 км по горам, лесам и болотам. Позже в боях с лучшими частями армии адмирала Колчака проявится полководческий талант Блюхера, он, будучи почти окруженным и прижатым к непроходимым болотам, найдет проход и неожиданно ударит по ударной группе белых войск с тыла… За успешное руководство героическим походом Блюхер первым среди советских военачальников был награждён орденом Красного Знамени».
Оказывается, В.К. Блюхер со своей партизанской дивизией воевал в гражданскую почти рядом с Петропавловском – чуть севернее, «по течению Ишима и Тобола», как сообщает один из справочников. «Созданная им 51-я стрелковая дивизия содействовала наступлению войск Восточного фронта осенью 1918 года, участвовала почти во всех завершающих операциях по освобождению Сибири от колчаковцев». Читаем в другом: «В. К. Блюхеру довелось пережить самые напряженные периоды гражданской войны, провести на ее фронтах свыше четырех лет и из них более года в сложных и своеобразных условиях Дальневосточной республики». А до Дальнего Востока был еще Перекоп, Каховка… Вычитываю, что рядом с ним воевала мать Зои – Галина Павловна Покровская.
А помните эпизод из любимого многими фильма «Офицеры», когда главные герои встречаются где-то на востоке страны? Один их них, Иван Варавва, не может пообщаться с другом, т.к. засекречен. Василий Константинович тоже, как герой фильма, три года находился в качестве военного советника на полях революционной войны в Китае. Вместе с Блюхером там была его семья. И Зоя, и ее старший брат Всеволод тоже. Даже псевдоним себе будущий маршал тогда придумал — Зой Всеволодович Галин. Фамилия тянула на китайский –ГаЛинь. А вот имя и отчество … фантастические.
Сейчас любители после драки кулаками махать любят выискивать ошибки и даже злые намерения в действиях героев давно прошедших войн. «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», сказано еще в 13 веке. Не стану уподобляться этим «стратегам». Ведь именно такие «гении» и придумывали «шпионаж в пользу»… и ставили к стенке первых советских маршалов за их действительные или мнимые ошибки. В.К. Блюхера объявили японским шпионом, забили до смерти на допросах, уже после гибели исключили из партии, лишили воинского звания и наград, и занялись расправами с его родственниками.
Книги и справочники у меня были советские. Там в основном рассказывалось о военных операциях. Авторы — мужчины. Они не очень-то распространялись о постыдных расправах над женщинами и детьми «врагов народа». Нам, представительницам нежного пола, больше по душе семейные истории, да такие, чтобы было над чем слезу уронить. А тут – бои и походы…
Через несколько дней забежал в редакцию, как обычно на минутку, мой «криминальный коллега» Жалгас:
— Вот тебе письмо! Получил от Зои Васильевны Блюхер с благодарностью за оперативно отправленную ей справку. В нем есть вкладыш для тебя – ответ якобы на твои вопросы, которые я задал ей сам.
Это оказалось большое письмо – небольшой рассказ о себе и подробные воспоминания о Кызылорде начала 50-х годов и о времени, которое историки называют второй волной сталинских репрессий и «последним расстрелом Сталина».
— Тут тебе будет над чем поплакать, — ехидно посочувствовал Жалгас, знавший этот мой «талант», и убежал по своим делам.
Так началась наша переписка с Зоей Васильевной Блюхер – Беловой. Ей, видимо, хотелось рассказать о пережитом, и она охотно отвечала на мои вопросы.
Читаю первое письмо. Оказалось, через 13 лет (!) после гибели маршала В.К. Блюхера кто-то вспомнил, что в библиотеке Ленинградского отделения Академии Наук СССР с послевоенных лет работает его дочь, и приказал арестовать 26-летнюю женщину, мать грудного ребенка.
Значит, все эти годы за девушкой следили? Ведь кто-то приказал выдать ей паспорт на фамилию мамы и велел никогда не упоминать отцовскую? Знали, что она, 15-летняя Зоя Покровская, после расстрела отца и матери осталась жить в закутке отцовской квартиры с чужими людьми? Следили за девочкой, когда она голодала, потому что никаких средств к существованию у нее не было? Наверное, видели, как она среди зимы ходит в школу в облезлой детской шубке и в босоножках, т.к. другой обуви у нее нет, но и ничем не помогли.
Конечно, знали, что девочку тайно подкармливал уцелевший от гибели дальний родственник ее мамы, дрожавший за свою семью так, что девочка стеснялась взять со стола кусочек хлеба. Это был ее единственный кормилец. Иногда что-то давали новые хозяева отцовской квартиры. Женщина помнила доброту этих людей всю жизнь.
В школе делали вид, что не знают, чья дочь Зоя Покровская, и не мешали ей учиться. Старенький историк как-то сказал, что ее отец был талантливым полководцем и история оценит его. Случайно ли на выпускном экзамене ей достался вопрос о крымской операции отца, Зоя так и не узнала.
Выпускной вечер Зои совпал с началом войны, но она успела поступить в университет. Студентов сразу отправили копать окопы под Новгород и Псков, а эти города довольно быстро заняли враги. Ребята сумели пробраться ближе к Ленинграду. Горели пригороды великого города, к нему летели вражеские бомбардировщики, а девушки копали противотанковые рвы под бомбами и обстрелами артиллерии. Зоя едва не погибла во время бомбежки.
А потом была блокада… Как она уцелела тогда?! Зоя Васильевна написала: «Я выжила в блокаду, так как для меня чувство голода было привычным. Тогда очень быстро умирали те, кто до войны питались нормально, а я…». В блокадную зиму Зоя работала в университетской библиотеке, надеясь учиться не вечернем отделении. «Ни одного рабочего дня не пропустила». Но в апреле 1942-го университет эвакуировался в Саратов. «А я была настолько истощена, что уже почти не разговаривала – последняя стадия дистрофии. Меня даже в списки включать не стали. Университет уехал — я осталась. Одна… Без работы, без карточек. Печать смерти на моём лице уже была – меня никуда не брали».
Зое случайно удалось поступить на курсы киномехаников: там давали паёк, хоть и маленький. Профессию она получила, но кому нужны были ее фильмы в замерзшем блокадном городе?! Профессия почти не кормила. И тут опять нашлись добрые люди. Рискуя своей свободой, малознакомые, они помогли устроиться Зое на работу в госпиталь: «Там тепло есть и свет. И зарплата была повыше, а паек побольше».
«Это был особый сортировочный госпиталь №1170. Он располагался в Александро-Невской лавре. Мы, медработники, жили прямо в кельях монастыря. К нему была подведена железнодорожная ветка. Эшелоны с ранеными прибывали непосредственно с фронта. Раненых выгружали, регистрировали и распределяли по другим госпиталям Ленинграда. У нас же оставались только нетранспортабельные, с самыми сложными ранениями», писала Зоя Васильевна. Какая это была тяжелая работа! Зоя, конечно, показывала раненым кино, но только в свободное время. Чаще ей приходилось выполнять обязанности санитарки, грузчика и даже медсестры: таскать носилки, выполнять необходимые процедуры, мыть раненых мужчин, заниматься уборкой палат. Она не отказывалась ни от какой работы и еще ухитрялась заочно учиться в университете на библиотечном отделении.
После войны жизнь вроде стала налаживаться. Зоя была награждена медалью за работу в госпитале, стала работать в научной библиотеке АН СССР, вышла замуж за моряка торгового флота Михаила Белова, у них родился сын. Она хотела назвать его в память об отце Василием — не разрешили: «Ни в коем случае! Это вызов обществу»! Мальчик стал Мишей, как отец. Но долго пожить счастливой семьей им не пришлось. В 1950 году о дочери маршала Блюхера вспомнили…
В то время по городу прокатилась волна преследований по «ленинградскому делу». Тогда, с 1949 по 1951 гг.., по обвинению в оппозиции было уничтожено все руководство Ленинграда и области. Были освобождены от работы и исключены из ВКП(б) свыше 2 тысяч человек – почти все, кто даже хоть когда-то работал в этом «оппортунистическом регионе». А оппортунизм заключался в том, что «группа товарищей» якобы задумала создать коммунистическую партию России. Компартию Казахстана, Украины или Молдовы – можно, а России – низзя! Оппортунизм! На самом деле, в верхних эшелонах шла яростная драка за власть. «Шла схватка бульдогов под ковром», как говорил У.Черчиль.
Питерские чекисты были убеждены, что дочь репрессированного маршала не могла стоять в стороне от якобы готовившегося контрреволюционного переворота. И Зоя Белова, мать грудного ребенка, была арестована и заключена в следственные тюрьму. Несколько месяцев ее держали там. Следователи пытались доказать причастность ее, скромной библиотекарши, к антисталинской оппозиции. Не доказали, но всё равно, решением особого совещания объявили «социально опасным элементом» и выслали из города сроком на пять лет без права возвращения в Ленинград.
В самом первом письме в Кызылорду Зоя Васильевна рассказала, как началась ее казахстанская эпопея. Два месяца ленинградских «общественно опасных женщин» везли в столыпинском вагоне в неизвестном им направлении. На перегонах поезд часто стоял — вагоны превращались в раскаленные духовки… Женщины теряли сознание от непривычной для них, северянок, жары. Начались желудочно-кишечные заболевания. Зою Васильевну выгрузили на станции Кызылорда.
Больную сразу отвезли на телеге в больницу. Она от слабости теряла сознание и думала, что ее жизнь окончена, и жалела только, что не увидит своего маленького сына. Муж увез его, семимесячного, к своим родителям в Ярославскую область.
Ее спасли, буквально от смерти, кызылординские врачи и женщины-казашки, лежавшие в инфекционном отделении больницы. Они стали поить эту едва живую «орыс» каким-то кислым молоком (наверное, кумысом или айраном) с разболтанными в нем яйцами. Уверяли… В чем они ее уверяли, Зоя так и не могла понять. Мамы маленьких черноглазых больных ребятишек не знали русского языка, а она впервые услышала казахский. Наверное, это народная медицина, подумала Зоя и начала потихоньку выздоравливать.
После выписки из больницы ее отправили в тюрьму. Но скоро выпустили в никуда. Как хочешь, так и живи. Совершенно незнакомые люди поселили ее в комнате — клетушке саманного домика. «Как хорошо было укрыться в прохладной комнатушке после тюремных камер, допросов, жуткой двухмесячной дороги в раскаленном вагоне через полстраны, после инфекционной больницы».
Зоя нашла себе работу библиотекаря сначала в отделе культуры, потом в гидрометеорологическом техникуме. Муж стал присылать деньги, а вскоре и сам приехал в Кызылорду – к ней, в добровольную ссылку. Его списали с флота «за связь по неосторожности с опасным для общественности родственником врага народа». Михаил стал работать на обувной фабрике — на флоте он научился хорошо шить.
Зоя Васильевна вспоминала, как они с Михаилом Петровичем нанимали ослика и ездили по пыльным дорожкам в поле на берег Сырдарьи сажать картошку, как покупали на соседнем базаре «необычайно сладкие и дешевые дыни». Она запомнила старенькие улицы тогда маленького южного городка, скромный парк железнодорожников, где они с мужем иногда гуляли и смотрели фильмы в кинотеатре.
Этих «общественно опасных» людей держали вдали от Ленинграда до самой смерти вождя народов в марте 1953 года. В апреле 1954 года «ленинградское дело» было признано сфальсифицированным, а у осужденных по нему и даже у расстрелянных не было «найдено никаких серьёзных оснований для привлечения к уголовной ответственности или высылке в дальние районы Сибири». Беловых отпустили из Кызылорды, но не разрешили вернуться домой — в Ленинград. Супруги уехали к родителям Михаила Петровича в Ярославль, где рос сын. Мальчику было уже три года.
Только после реабилитации Зоя Васильевна нашла сведения о родителях. Если о гибели отца она знала по сообщениям в прессе еще с 1938 года, то о маме — ни слова. «Только в 1956-м я получила документы — одновременно об их гибели и о реабилитации. В свидетельстве о смерти мамы было сказано: умерла в 1944 году. Ничего подобного! Она погибла в застенках Лефортово, где и отец. Ее расстреляли. Только отец погиб чуть раньше – был убит на 18-й день после ареста».
Зоя Васильевна написала и судьбах детей Василия Константиновича.
Василий Константинович был женат три раза. Обе его первые жены в разное время служили вместе с ним и были расстреляны «за недоносительство». Его последняя молоденькая жена, узница Карлага Глафира Лукинична, освободившись из лагеря, долго искала своих детей, отобранных у нее при аресте маленькими. Через восемь лет нашла только дочь Ваиру (ВАсилий + ГлафИРА), а сын Василин потерялся навсегда. Находились проходимцы, выдававшие себя за ее сына…
Родной брат Зои, Всеволод (1922—1977), попал в детский дом. В 1943 году он добровольно ушел на фронт. Как сын «врага народа», до конца войны находился в штрафном батальоне, был награждён медалью «За отвагу» и орденом Красного Знамени, но получил его уже после реабилитации отца. После войны работал шахтёром в Луганске. Умер рано, в 55 лет, от типичной для шахтеров болезни – силикоза.
Сын Василий (1928—2013) — инженер, учёный, педагог, общественный деятель, в 1978—1985 гг. -создатель и первый ректор Свердловского инженерно-педагогического института. Именно В.В. Блюхер вместе с некоторыми родственниками совершил путешествие по местам, где воевал его отец, и написал об этом книгу «По военным дорогам отца».
Арестованный одновременно с Блюхером его брат Павел Константинович (1905-1938), капитан, командир авиазвена при штабе ВВС Дальневосточного фронта, был обвинен в том, что хотел вместе с братом перелететь в Японию. 26 февраля 1939 года Военной коллегией Верховного суда СССР был вместе с женой приговорён к смертной казни по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре. В тот же день они были расстреляны. Реабилитирован 9 мая 1956 года.
Я попросила сына-студента сфотографировать места в Кызылорде, запомнившиеся Зое Васильевне, и отослать ей фото в Ленинград. Он так и поступил. В ответ он получил такое письмо.
Через некоторое время мы уехали из Кызылорды. Переписка прервалась.
Недавно я нашла в Интернете последнюю информацию о Зое Васильевне Блюхер-Беловой.
«24 ноября 2016 года ушла из жизни Зоя Васильевна Блюхер, родившаяся в Петрограде 14 июня 1923 года, в семье военачальника В.К. Блюхера и Г.П. Покровской, работницы машинописного бюро секретариата штаба Красной Армии.
Ее раннее детство прошло в Китае, рядом с отцом, который возглавлял советскую миссию в качестве военного советника. В 1929 году семья вернулась на родину в Хабаровск, а затем в Ленинград. Пережила блокаду Ленинграда, заслужила государственные награды, в том числе медаль «За оборону Ленинграда». В 1951 году была арестована как дочь врага народа и сослана на пять лет в Казахстан, в Кзыл-Орду, в 1953 году амнистирована, а осенью 1956 года вновь вернулась в Ленинград, работала в библиотеке института языкознания в здании академии наук на Университетской набережной.
Зоя Васильевна Блюхер – ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда, блокадница, жертва политических репрессий, инвалид II группы, награждена Орденом отечественной войны II степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», почетным знаком «Фронтовик Великой Отечественной войны», всеми юбилейными медалями «За победу в Великой Отечественной войне». Похоронена в Санкт-Петербурге».
На вершине сопки Июнь-Корань на месте Волочаевского боя рядом с памятником, посвящённым этому событию, установлен кенотаф Маршалу Советского Союза Блюхеру — камень с надписью. Памятники и мемориальные доски есть во многих городах страны, где служил и воевал первый Маршал СССР.
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск