Ставки на спорт 
В Казахстане и в некоторых других регионах бывшего СССР часто можно слышать о населенных пунктах, возникших во время Столыпинской реформы, когда миллионы крестьян из Белоруссии, Украины, Поволжья добровольно переселились на якобы пустующие земли за Уралом — в «нашу Азию».
Ровно 110 лет назад, в августе — сентябре 1910 года, в нашем благословенном городе возник изрядный переполох. Примерно такой, как в уездном городе N, описанном великим «хохлом» Николаем Гоголем с подачи тоже великого «арапа» Александра Пушкина. Только к нам ехал не какой-то там неизвестный ревизор, пусть и из самого Санкт-Петербурга, а сам глава тогдашнего правительства – премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин… из той же столицы! Да еще со свитой настоящих высокопоставленных чиновников. Легко представить себе даже не читавшим пьесу «Ревизор», что творилось тогда в сибирских городках, где готовились принять высокое начальство.
И что ему в столице не сиделось?! Чего его понесло в такие далекие города, куда «хоть три года скачи, никуда не доскачешь» ?! Примерно так рассуждали столичные и наши, провинциальные, чиновники. Многие из них, даже члены возглавляемого Столыпиным правительства, не очень любили своего беспокойного премьера. Они считали его поездку чудачеством, а что он едет туда, куда Макар телят не гонял, исключительно, как сказали бы в наше время, ради пиара. Мол, что он там, в Сибири, сможет за три недели изменить?! При дворе сплетничали, несли о реформах шефа всякую чушь. Как водится, завидовали и распространяли глупости о роскоши в поезде премьер – министра. Были и те, кто готовил убийство Столыпина. Ведь на него покушались 11 раз!
Между тем, были и такие, кто считал Петра Аркадьевича Великим реформатором и разделял его взгляды на затеянные им реформы. Словом, шума и разговоров, более похожих на сплетни, не понятная кабинетным чиновникам командировка премьера вызвала великое множество. Впрочем, и ныне нет единого мнения современных ученых в оценке хода и последствий столыпинской аграрной реформы. Достаточно почитать нынешних казахстанских историков, считающих Столыпина только рьяным исполнителем колониальной политики царизма. Да и он сам не стеснялся говорить, что Россия имеет за Уралом свои национальные интересы. Время было такое – шел раздел и передел мира. Каждая «цивилизованная» страна старалась отхватить кусок побольше от «неразвитых» стран. Иначе его может ухватить другая – еще более «цивилизованная». Так было и «в нашей Азии».
П.А.Столыпин и его сподвижник, главный управляющий землеустройством и земледелием А.И. Кривошеин, объяснили, что им надо на месте изучить проблемы переселенческого движения и подвести некоторые его итоги. Столыпин собирался побеседовать с переселенцами и чиновниками, изучить документы и проверить, как и на что тратят казенные деньги, поэтому вез с собой группу специалистов. А на обустройство переселенцев «в нашей Азии» выделялись немалые суммы. Жизнь научила главу правительства осторожно относиться к власти предержащим коллегам, поэтому собирался лично инспектировать некоторые важные объекты.
Маленькое отступление. В свое время, в 60-е годы, наш Петропавловский пединститут успешно окончил и несколько лет так же успешно работал на кафедре истории Анатолий Петрович Бородин. Сейчас я с огромным удовольствием прочитала в интернете, что «профессор Пермского юридического университета, доктор исторических наук А.П. Бородин выпустил свою третью книгу о Столыпине». Название ее говорящее – «Реформы во имя России». Автор книги написал в аннотации, что он «задался целью дать читателю возможность взглянуть на П.Л. Столыпина глазами главным образом близко знавших его современников. Поэтому в книге много их свидетельств и оценок. Сделано это по следующим соображениям. Во-первых, кризис исторической науки, что ни говори, остается непреодоленным: читатель все еще мало верит историку, предпочитая показание очевидца. Во-вторых, советская историография, следуя в фарватере политических противников П.А. Столыпина, так исказила его облик и деятельность, а эти искажения настолько врезались в общественное сознание, что рассчитывать в восстановлении исторической правды только на слово историка не приходится. В-третьих, бесспорно, конечно, что «большое видится на расстоянье»; однако у современников, кроме непосредственности восприятия, есть еще одно преимущество — та совокупность мелочей, которые из-за своей очевидности чаще всего оказываются незафиксированными и для исследователя утраченными». Анатолий Петрович в своих работах объективно исследовал роль Столыпина, который «в реформах во имя России» стремился не проглядеть новые земли, такие, как Сибирь, и освоить их мирно. Сибирью же тогда считалось все, что находится за Уралом. Эта огромная территория осваивалась, на взгляд реформатора, очень медленно.
Столыпин считал своей задачей ускорение реформы и писал императору Николаю II: «За 300 лет владения нашего Сибирью в ней набралось всего 4,5 миллиона русского населения, а за одно трехлетие 1907–1909 гг. прибыло более 1,5 миллиона. Сибирь растет сказочно: в безводных степях, которые два года тому назад признавались негодными для заселения, в несколько последних месяцев выросли не только поселки, но почти города».
Главные свои идеи П. А. Столыпин выразил в своей знаменитой речи в Государственной думе 10 апреля 1907 года. «Правительство желает поднять крестьянское землевладение — нам нужна великая Россия!».
Столыпина осуждали за методы, которыми премьер утихомиривал революционеров, бушевавших в то время, когда он пытался строить свою «великую Россию». Участников бунтов –Первой русской революции — вешали. Виселицы называли «столыпинскими галстуками». Хотя Столыпин сам никого не казнил, но расправлялись-то с бунтарями согласно его указов, и он понимал: виселицами жгучих проблем не решить. Нужны решительные преобразования. И он пошел на такие реформы, каких Россия еще не видывала.
Указом от 8 ноября 1906 года мужиков освободили от «мирской кабалы» – от гнета сельской общины. Разрешили выходить из нее и на льготных условиях стали давать мужикам кредиты «на обзаведение». Крестьяне из Белоруссии, Украины, Центральной России хлынули на новые земли за Урал. Кто-то перебирался самостоятельно, преодолевая огромные расстояния на лошадях и даже на волах. Но большинство переселялось организованно. Эта российская безземельная нищета ехала в специальных «столыпинских» вагонах-теплушках — одна половина для людей, вторая – для скота. Везли их и в специально оборудованных — пассажирских.
На крупных станциях тогда еще новенького Транссиба были подготовлены переселенческие пункты, откуда крестьян отправляли в Степной край, на Алтай и в другие сибирские регионы. В отдельные дни уезжали в глубинку до 10 тысяч человек.
Самый большой и отлично оборудованный переселенческий пункт был в Челябинске. Оттуда будущие переселенцы отправлялись в назначенные им для жизни места — в Тургай, Новониколаевск (ныне Костанай – тогда – юг Петропавловского уезда) и далее к югу Степи. Отсмотрев столовую, медпункт, жилые дома, оттуда летом 1910 г. П.А. Столыпин и А. В. Кривошеин и начали поездку в Западную Сибирь, длившуюся с 19 августа по 19 сентября.
В Петропавловске такой пункт был тоже устроен на окраине города, за парком, близ железной дороги. Позже, когда переселенческий ажиотаж стих, в добротных рубленных домах много лет размещался военкомат. Оттуда на все войны ХХ века отправляли служить петропавловских парней. Так что, те, кажущиеся неказистыми дома, — настоящие исторические памятники.
Когда был особенно большой наплыв желающих стать сибиряками, их, в ожидании оформления документов, селили и в юртах.
В городской управе Петропавловска к торжественной встрече с председателем Совета министров Столыпиным и его командой готовились заранее. Городской голова В..И. Черемисинов всем гласным (т.е.депутатам) городской думы разослал приглашения, в которых было написано: «Покорнейше прошу пожаловать в помещение городской управы 20 сего августа в 12 часов дня на частное совещание для выбора депутатов для поднесения хлеба-соли особам, едущим по высочайшему повелению». Отцу города казалось, что, наконец-то, представилась возможность рассказать важному лицу о его нуждах и получить от правительства реальную помощь. Владимир Иванович тщательно подготовился к встрече высоких гостей и написал специальное обращение к ним. «Пользуясь случаем пребывания вашего Высокопревосходительства в городе Петропавловске, имею честь доложить нижеследующие сведения…». Бумага сообщала почетному гостю, что в уездном городе проживает 40 000 человек, из коих магометан 11 500, евреев — 400. Сквозь весьма чрезвычайную почтительность в петиции проскальзывала тревога за судьбу своего города. «Главным недостатком в городе является отсутствие мостовых на подъездных путях, устроить каковые на средства города положительно не представляется возможным ввиду незначительного бюджета, больших городских расходов и отсутствия вблизи материала, потребного для замощения…».
Далее: «Петропавловские купцы-скотопромышленники имеют большой успех на заграничном торге. Особенно высоко на рынке ценится среди прочего сырья кожа. Но на экспортируемые товары накладываются чрезвычайно высокие пошлины, что отнюдь не способствует накоплению богатства городом». На высокие таможенные сборы (особенно в Челябинске) жаловались и другие степные и сибирские города. Зато переселенцы были совсем освобождены от сборов и от призыва на военную службу.
Судя по тому, что в городе все-таки появились настоящие каменные мостовые, «материал, потребный для замощения», был найден. Булыжник привозили по Ишиму на баржах откуда-то из степи. Просьба народа была уважена. Но глава уезда хорошо знал: в казне — пусто. А тут еще свирепствуют среди населения болезни: холера, тиф, особенно среди переселенцев. Все это тяжелым грузом свалилось на городскую управу. «Кроме выше объясненного, я осмеливаюсь доложить Вашему Высокопревосходительству… В настоящее время в связи с угрожаемым появлением холерной эпидемии город Петропавловск, не считаясь с разного рода затратами, принимает зависящие от него меры по предупреждению означенной эпидемии. Но меры эти не достигают цели ввиду отсутствия медицинских и санитарных средств… Мы уверены, что при покровительстве Вашего Высокопревосходительства сие ходатайство будет уважено».
Вечером 21 августа для встречи Столыпина и сопровождения его при осмотре переселенческих районов отправился сам В.И. Черемисинов с местными «уважаемыми лицами». Глава Петропавловска вручил премьеру свое сочинение и получил заверение, что просьба будет уважена. Эти обращения головы города сохранились в столичных архивах, в газете «Степная жизнь» и в мемуарах А.В Кривошеина и И.И. Тхоржевского, помощников Столыпина, чей официальный отчет царю, написанный секретарем, занял три странички, а книга — приложение к нему – около 170 страниц. Мемуары писались авторами уже во время эмиграции. Они и содержат изрядную долю ностальгии и грусти по безвременно погибшему Петру Аркадьевичу.
Конечно, славословий в свой адрес во время поездки по селам и казачьим станицам Петр Аркадьевич выслушал немало. Отличались ими не только сибирские чины, по долгу службы своей «призванные» льстить и угождать начальству, но и главы депутаций мещан, казаков, крестьян, а также духовенства разных конфессий. Повсюду, где появлялся Петр Аркадьевич со своей свитой, собирались толпы народа. «Высокий, важный, всегда внешне эффектный, Столыпин, — вспоминает в мемуарах И.Тхоржевский, — блестяще выдерживал свою роль до конца. Он по-царски принимал почетные караулы, но просто и хорошо разговаривал на сходах с переселенцами и, что было гораздо труднее, со старожилами. Умно, хотя и несколько неприятно, в упор, ставил вопросы администраторам. Сибирским обывателям умел добродушно, вовремя пожелать: «Богатейте!». Десятки просителей, прорвавшись через охрану, подавали премьеру жалобы и прошения. И.Тхоржевский вспоминал: «…начался и продолжал крутиться до 10 сентября интересный, но утомительный для всех нас «сибирский кинематограф». В поезде, на пароходе по Иртышу (в Павлодар), в бешеной скачке на перекладных сотни верст по сибирским степям, от схода к сходу, от поселка к поселку мелькали картины Сибири — мужики, киргизы, переселенцы, их церкви и больницы, склады сельскохозяйственных орудий. Поочередно сменялись, докладывая Столыпину и мелкие переселенческие чиновники, и важное сибирское начальство».
Высокие гости вышли из правительственного поезда на станции Петропавловск ночью с 23 на 24 августа после посещения Челябинского переселенческого пункта. Только один день они посвятили нашему городу, встретились с купцами, выслушали жалобы его главы В.И. Черемисинова, вручившего главе правительства свою бумагу. Премьер обещал помочь, но его больше «старожильческих городов» (Петропавловску в то время было более полутора века) интересовали переселенческие поселки. Столыпин и Кривошеин пересели на лошадей и двинулись в Киргизскую степь. Они проехали 270 верст — через казачьи станицы, переселенческие поселки разных времен — с осмотрами земель, встречами, беседами и приемами бесконечных делегаций с прошениями, подобными полученным в Петропавловске.
Дальнейший путь российского премьера лежал в сторону села Явленки (Явленное) и дальше к озеру Большой Тарангул, где его ждала пышная встреча. В честь высокого гостя на берегу озера Тарангул была поставлена роскошная белая юрта. Перед ним широко были разостланы ковры, по которым он прошествовал со своей свитой, прибывшей сюда в сопровождении казачьей сотни.
По информации, которую доносили Столыпину источники из Степного края, и что он увидел собственными глазами, чувствовалось, что в «лихорадочном передвижении за Урал, в массовом оседании переселенцев на новых местах не все ладно, не все устроено и даже не все ясно. Толпы самовольных переселенцев, встречный обратный поток неустроенных крестьян, требования увеличения кредитов и нападки на «переселенческое дело» со всех сторон, в то время как толком никто не знал, как же следует наладить переселение», — все это было премьером отмечено уже по возвращении. В 1910 г. численность переселенцев в Сибири сократилась, но сам процесс не остановился. Причина — в Сибири был неурожай, а в центре России 1909 и 1910 годы выпали урожайными. Правительственная организация дела не поспевала за ростом переселенчества. Кредиты за пять лет увеличились в пять раз (с 5 до 25 млн. руб.), число местных служащих, занимавшихся вопросами переселения, возросло с 800 до 3 тыс. человек. И все же, как считал премьер, «этого было мало, ибо богатая всем, кроме людей, Сибирь только в приливе сюда рабочей силы может найти полноту хозяйственной и культурной жизни. К новым условиям, создаваемым приходом переселенцев, должны приспосабливаться и хозяйство старожила, и вековое первобытное хозяйство кочевника, и местные рабочие рынки».
В поселках Тарегуль и Явленном столичные чиновники в присутствии местных произвели ревизии волостного и сельского управления. Подавляющее количество заявлений содержали просьбы самовольных переселенцев «об устройстве их именно в этих поселках». Якобы село и было названо так – Явленное, что крестьяне туда «явились» сами, без разрешения властей. Они вынуждены были хитрить, чтобы добиться таких же льгот, как и те, кто «понаехал в нашу Азию» в организованном порядке. «Особый интерес представляли поселки на участках, ставших пригодными для земледелия только после устройства на них артезианских колодцев или искусственных запруд — Богодуховка и Ольджибай, — написали секретари П. Столыпина.
Встречались селения с уже налаженной жизнью — с церквями, школами, кредитными товариществами и даже памятниками, хотя, конечно, не везде еще был так устроен переселенческий быт, поэтому переселенцы и просили министров о помощи. Столыпина особенно заинтересовали «встречавшиеся стойбища киргизов», т.е. казахов. Это было нечто совершенно новое в степной жизни! Поэтому чиновники побывали на «участке Саратомар Таичинской волости, где всего год назад около 700 человек киргизов впервые, по их желанию, получили оседлый надел». Многие «новые крестьяне из коренного населения» успешно стали заниматься земледелием рядом с переселенцами из европейской части страны. Причем, они не только перенимали опыт украинцев или русских крестьян, но и… нанимали их в батраки. Пока мужики летом занимались огородничеством, возделывали поля или косили сено, животноводы пасли отары. Урожай осенью делили по договоренности, и никто никому нисколько не платил. Получается, даже эксплуатировали их? Ведь перебирались в Степь и в тайгу зачастую совсем не зажиточные люди. Часть из них, получив от государства наделы, из-за отсутствия средств на приобретение орудий труда, не могли как следует обрабатывать землю, продавали участки и уезжали в родные места. Столыпин с огорчением отмечал такие факты в своем отчете Думе. Возврат достигал в отдельных местах 20 %. Однако многие «возвращенцы» не уезжали домой, а уходили в города и пополняли ряды пролетариата: строили рудники, шахты, железные дороги.
Сибири, с ее грандиозными стройками, требовались рабочие руки. Так, в 1910 году Переселенческим управлением был выдвинут проект постройки через степи новой Южносибирской железнодорожной магистрали (часть Транссиба тогда проходила через северный Китай). Против этого направления возражали целых три министерства. Но зато какие! Военное, финансов и… путей сообщения. У каждого были свои резоны. Столыпина каждое из министерств тянуло на свою сторону, поэтому Премьеру так хотелось самому побывать в Западной Сибири, послушать споры об этом местных жителей и, наконец, составить свое личное мнение о предложениях министров.
26 августа 1910 года П.А.Столыпин посещает Павлодар (тогда Семипалатинская область), где летом возникла очень тревожная ситуация. Два года подряд в регионе была засуха, а потому жуткий неурожай и, следовательно голод. Его с трудом, но пережили. И вот опять засуха… Возможный голод беспокоил народ, что, к сожалению, часто бывает в наших краях – в зоне рискованного земледелия. Министры, не теряя даром времени, на лошадях поехали в район засухи, чтобы лично оценить размеры необходимой помощи беднейшему населению. После знакомства с положением дел они определили возможность «устройства снежников и водоемов» и прямо на месте решили выделить для переселенцев 100 тысяч рублей на ссуды из продовольственного капитала и выдать дополнительные пособия «на домообзаводство», а складам переселенческого управления приказано было сделать запасы семенного зерна.
Всего за десять суток министры побывали в шести уездах четырех губерний и областей, где, сделав более 800 верст на лошадях в сторону от железной дороги и водного пути, видели несколько районов, весьма различных по условиям заселения. Они возвращались в столицу полные планов на будущее своей страны.
Петр Аркадьевич Столыпин во время командировки в Сибирь 1910 года занимался в основном проблемами крестьян, но он видел там не только крепкого сибирского мужика-собственника, а всю огромную богатую страну – Сибирь. . «Нельзя отсечь у русского двуглавого орла голову, смотрящую на восток» – эти столыпинские слова, сказанные в Думе при защите кредитов на Амурскую железную дорогу, не были в устах премьера только красивой риторикой. Тема земли связывалась им со второй сибирской проблемой – железнодорожного строительства. В результате он «привез» из сибирской командировки Амурскую железную дорогу и планы на «Петрокок», построенный «проклятыми большевиками» только после войны и революции — в начале 1920-х гг. Значение этой, в общем-то, обычной, ничем не примечательной дороги для развития экономики Казахстана трудно переоценить. По ней из других республик везли оборудование для заводов и фабрик. Обратно ехала сельхозпродукция в промышленные центры страны. Авторы мемуаров, рассказывая о поездке в Сибирь, восхищались своим шефом. Они работали рядом с ним и видели, как демократично Столыпин обращался с людьми, отвечая на самые каверзные вопросы. Но таких встреч было очень мало. Простой люд до председателя Совета министров не особенно-то и допускали местные власти.
О приезде премьера в Петропавловск «Биржевые ведомости», выходящие в Петербурге, поведали следующим образом: «В ожидании поезда великого реформатора на платформе станции Петропавловск собралась громадная толпа переселенцев, желая подать прошение премьеру. Переселенцам предложили перейти в зал 3-го класса и… продержали их там, несмотря на все просьбы. Во время остановки поезда П. А. Столыпина о своей неудаче переселенцы заявили гостящему в Петропавловске депутату… На торжественной церемонии в Петропавловске в честь председателя Совета министров Столыпина присутствовали, кроме гласных и городского головы, самые именитые купцы города. По русскому обычаю ему поднесли хлеб-соль. Была вручена и петиция, в которой купцы били челом его Высокопревосходительству и просили помощи. Очевидцы говорят, что он вежливо пробежал ходатайство глазами и передал статс-секретарю. Судя по тому, что Петропавловск так и не «выбрался» из вышеозначенных проблем, вряд ли оно было «уважено»».
В каждом городе принимались строжайшие меры по обеспечению его безопасности. Например, в Новониколаевске (в Новосибирске), в газете «Сибирские отголоски», уже после отъезда Столыпина, появилась такая заметка: «Для широких городских масс населения посещение Новониколаевска П. А. Столыпиным осталось почти незаметным, а на станции… меры предосторожности так были усилены, как будто премьер ехал не по родной стране, а где-то в стане воюющего неприятеля. Посторонних на станции никого. Всем агентам станции и депо были выданы именные билеты за подписью жандармского ротмистра. Без этих билетов никто не смел и не смеет показываться до 15 сентября в полосе станции и по служебным надобностям. Такая «бдительность» исключала всякую возможность для П. А. Столыпина увидеть подлинную Сибирь с ее вековыми нуждами, а это обстоятельство в значительной степени обесценивает его длительное путешествие».
Ну уж это как сказать! У Петра Аркадьевича был такой опыт административной работы, что его трудно было обвести вокруг пальца видом роскошных белых юрт или табунов коней. Он прекрасно владел ситуацией, а пребывая в созданных его талантом и трудом селениях, видел пути дальнейшего развития Сибири. И все же…
Петра Аркадьевича берегли друзья, и на него охотились противники. Террористов и тогда было предостаточно. Еще за месяц до поездки Столыпина в инструкции Омского жандармского управления об обеспечении безопасности проезда по Петропавловскому уезду председателя Совета министров Столыпина указывалось: «Лица, внушающие по своему поведению основательные подозрения в политической благонадежности, должны быть во время проезда удалены от селений».
Так и хочется спросить: если уж так тщательно охраняли депутацию, откуда тогда эти «толпы переселенцев» узнали, когда и куда прибывает поезд Столыпина? Земля слухом полнится?
Спросить бы, да не у кого. Ровно через год, в начале сентября 1911 года, Столыпин, стоящий рядом с царем в зрительном зале киевского театра, был смертельно ранен террористом, хорошо известным охранке.
И претворить в жизнь предложения, разработанные командой премьера после поездки в Сибирь, тоже стало некому — помешала Первая мировая война. Было уже не до переселенцев…А потом… Что было потом, еще недавно знали даже дети: в 1917 году начались великие потрясения.
