Ставки на спорт 
Автор: Сергей Виниченко. Первой мировой войне суждено было оставаться в забвении долгие десятилетия. Случилось так, что две последующие революции заслонили трагедию народа, начавшуюся в августе 1914 года. Историки называли войну «Великой» вплоть до следующей, сравнимой с ней по масштабам людских потерь, в советской историографии война именовалась империалистической, а после Второй мировой её и вовсе оставили без внимания. В небольшом очерке автор сделал попытку вспомнить некоторые эпизоды той далёкой трагедии народа, используя воспоминания очевидцев и документы.
В первый день жаркого августа 1914 года грянули в набат колокола на звонницах православных храмов. Вихрем пронеслись по тучным полям гонцы с пикой наперевес, флажок на которой означал конец мирной жизни после выстрела в далёком Сараево. Прошелестела по сёлам и станицам хлёсткая весть о всеобщей мобилизации и откликнулась на размашистых улицах женским заходящимся криком. Чёрное горе обрушило миллионы человеческих судеб в постоянно требующую новых жертв воронку Молоха войны.
Отставили косы крепкие крестьянские руки и взялись за свою вечную и грубую работу, несвойственную нормальному человеческому разуму, но столь необходимую во все времена. Уже 2-го августа крестьян Петропавловского уезда и казаков Сибирского войска мобилизовали в действующую армию.
Очевидец так описывает проводы на Великую войну в Пресногорьковке: «У каждого дома толпился народ. Всюду слышны были песни и плач. По улицам то и дело скакали всадники, в одиночку и группами. Из каждого дома один или двое уходили на войну. Собирались у станичного правления, строились в шеренги. Протрубили полный сбор, атаман Шешминцев и офицеры проверили снаряжение, осмотрели коней, обмундирование. Началось прощание с родными, Это была душераздирающая картина. Площадь гудела от рыданий, женщины падали в обморок, рвали на себе волосы, хватались за стремя. Около тридцати подвод с провожающими выехали до Половинного и далее до станции Лебяжье. Долго стояли люди, махая вслед фуражками, пока всадники не скрылись за березовым лесом». Очевидец проводов на войну в посёлке Екатериновском Пресновской станицы Петропавловского уезда, известный писатель Сабит Муканович Муканов вспоминал: «..На станичной площади заканчивалось молебствие по случаю проводов казаков на фронт. Вся просторная площадь была битком забита народом. Молодые казаки в форменных гимнастёрках, с красными погонами на плечах стояли в конном строю перед церковью. Жаркий ветер слегка колыхал их пышные, лихо зачёсанные чубы… священник пошёл вдоль стоящих в конном строю казаков, широко размахивая крестом и кропилом…Когда поп покончил с водосвятием и вновь поднялся на церковную паперть, на колокольне забили во все колокола, и прозвучала певучая команда казачьего есаула. Седой, в белом кителе с серебряными погонами есаул, привстав на стременах, крикнул: — Справа по три, за мной шагом марш! И всадники, мгновенно перестроившись, тронулись под колокольный звон и плач последовавшей за ними толпы вдоль по улице…Далеко за станицу проводили мы казачий эшелон. Был жаркий и душный день. Над степью стлалось знойное марево. Всё дальше и дальше уходили казаки. Всё глуше звучала их песня…А станичные женщины и девчата все стояли, смотрели вдаль и заливались горькими слезами. Грустно было на душе. У меня было такое ощущение, словно и я вместе со всеми жителями станицы проводил в эту невесёлую дорогу кого-то из близких и родных…А вечером, помню, меня поразила необыкновенная, гнетущая тишина и безлюдие пустынных станичных улиц. Станица словно вымерла. Пусто было у маслодельного завода. Тихо было в домах с наглухо закрытыми ставнями. Ни былых хороводов, ни песен. Осиротевшие русские девушки тихо сидели у одного из ветряков, как степные нахохлившиеся птицы… Только теперь мы поняли и почувствовали, что то, что называли войной, было большой народной бедой».
Другой наш земляк, писатель Иван Петрович Шухов в незавершенном романе «Действующая армия» описание отправки на фронт из Пресновки заканчивает так: «Через минуты в голове эшелона, учетверив тройные ряды, выстроились по двенадцати всадников в ряд, шестьдесят прославленных в линейных станицах молодых певцов. Выскочивший вперёд строя на шустром саврасом жеребчике лихой на осанку запевала из Пресногорьковской станицы, строго оглянувшись на товарищей, занёс над головой собранную в руку плеть. Подав условный знак внимания, он закрыл глаз и завёл необыкновенно высоким, рыдающим голосом:
Ре-вела буря. Дождь шу-уме-л.
Во мр-аке молнии блиста-али…
… Войска уходили, объятые пылью, бушующей песней и плачем покидаемых матерей. Полковое знамя гулко гудело над эшелоном, полощась на могучем встречном ветру».
На долгие годы обезлюдели некогда оживленные улицы сёл, станиц и деревень, ожидание затаилось за мутными оконцами бедняцких хижин и крестовыми рамами двухэтажных особняков, вечная тревога поселилась в домах и душах людей. В скором времени с запада в сибирские селения привезли потрёпанных в боях австро-венгерских подданных. Лагеря для них не строили, распределяли пленных по семьям. Такой вот штрих к той войне.
Сибирские дивизии стали надежной опорой действующей армии. Они сражались в составе пехотных и кавалерийских полков в Карпатах и на Кавказе, под Праснышем и Гродно. Второочередные четвёртый и седьмой полки, призванные из станиц Горькой линии и кокчетавских станиц, сражались на германском фронте, столкнувшись с противником в разное время. 4-ый и 5-ый полки направились на фронт уже в августе, 7-ой и 8-ой формировали до декабря 1914 года и повезли на фронт из Петропавловска. Их личный состав использовали в качестве корпусной конницы Северо – Западного фронта, в составе Сибирских армейских корпусов, занимающих позиции на реках Равке и Бзур, западнее Жирардова. В начале февраля 1915 года Сибирские армейские корпуса были переброшены по железной дороге и форсированным маршем достигли района Прасныша и Остроленки. После тяжелых пятидневных наступательных боев Прасныш был взят. Казаки 7-го и 8-го полков были единственной конницей в составе корпусов. Им приходилось заниматься разведкой, поддерживать связь между соединениями, атаковать противника в конном строю. Полки отличились в боях у деревни Черняки, в которой были полностью разгромлены два эскадрона конно — гренадерского короля шведского полка и взят в плен командир дивизиона. Казаки седьмого полка, первой сотней в котором командовал есаул Николай Кубрин, взяли в плен несколько сот германцев.
Четвёртый полк входил в состав 20 – го корпуса десятой армии. 1-я бригада Сибирской казачьей дивизии принимала участие в обороне крепости Осовец, известной своей неприступностью и «атакой мертвецов» 6-го августа 1915 года, во время которой немцы применили газ. В этой атаке выжил песчановский казак Николай Алевцев(1887 — 1939).
В феврале 1915 года части корпуса, действовавшие в Восточной Пруссии в районе Пинских болот, были отрезаны германской армией от основных частей. Случилось это во время отступления на Гродно. Немцы перебросили из Франции шесть корпусов, которые были использованы для подавления трёх русских корпусов. Им удалось оттеснить полки генерала Епанчина и выйти на Вильковишки, замыкая кольцо вокруг 20-го корпуса, обозы которого растянулись от Сувалок до Сейны. Под Сейнами командирам стало ясно, что полки попали в окружение. Двигаясь назад на Сувалки, корпус повернул на узкую дорогу, ведущую в малопроходимые Августовские леса. Около деревни Махарцы тянулся бой — одна бригада под командой полковника Белолипецкого дралась с целой немецкой дивизией. Бригада взяла в плен всех офицеров, свыше полутора тысяч солдат и батарею. Пленных привели в сарай Липин и здесь немцы говорили: «Это не с французами драться, а с русскими». С наступлением сумерек штаб корпуса начал устраиваться на ночлег, но противник обстрелял окружённых. Знамя 4-го полка было зарыто в лесу по приказу командира Власова. У мельницы на речке Волокуше у фольварка Млынек собрались пять конных сотен – сибирские и донские казаки. Им было приказано прикрывать отход и «идти за последним колесом последнего орудия». Командир полка, войсковой старшина Власов, отдал приказ личному составу отдохнуть до утра. Солдаты, измотанные девятидневными боями, голодные и продрогшие, спали прямо на конях и на мёрзлой земле. Утром 8-го февраля бои возобновились. Командир 20-го корпуса и его начштаба находились в окопах вместе с солдатами. Инспектор артиллерии генерал-лейтенант Шрейдер командовал мортирной батареей из шести пушек, которые вели огонь в противоположных направлениях.
Командир 1-ой бригады Сибирской казачьей дивизии генерал — майор А. Я. Усачёв выехал осмотреть местность и был спасён от пули казаком-ординарцем. Усачёв вспоминал: «Началась агония: артиллеристы стреляли лошадей, выбрасывали замки с орудий, немецкие цепи со страшной стрельбой охватили части корпуса. Я вывел пять сотен рысью на левый фланг неприятельского расположения и здесь, на возвышенной местности, оказалось болото. Моя лошадь была ранена, зашаталась и упала, придавив мне правую ногу. Я стал извлекать из-под лошади ногу, но сапог остался в стремени. Сотни ушли…». Генерал вскочил на лошадь скакавшего мимо донского казака и поскакал к лесу, где ветками с него сорвало папаху и кобуру револьвера. На опушке леса Усачёв организовал атаку пехоты на немецкие позиции. Немцы схитрили, выбросив белый флаг, и, подпустив солдат на двести шагов, открыли огонь. «Выскочивши на поляну, я увидел группу наших солдат, они знаками манили меня к себе, я доверчиво скакал на эти знаки, но, увидевши в этой группе немецкие каски, повернул коня и поскакал в близлежащий лес. Впереди было болото, я бросил коня и перебрался через него, стремясь в большой сосновый лес. Здесь мне попались 6 донских казаков и у них заводная лошадь. Казаки с сожалением отнеслись ко мне, они завязали мне башлыком ногу. При переходе через болото по нам с двух сторон из пулемётов была открыта стрельба, лошадь по самое брюхо тонула в болоте. Я приказал казакам рассыпаться, дабы не терпеть потерь от огня. Казаки начали разъезжаться, едва выбиваясь из грязи, а я, бросивши утонувшую в грязи лошадь, дошел до лесистого островка. Я совершенно выбился из сил и весь вспотевший упал прямо на снег, упершись головой в толстое дерево. Стрельба в мою сторону скоро прекратилась. Было около четырёх часов. Подо мной снег растаял, и образовалась лужа воды. Дождавшись сумерек, я встал около седьмого часа вечера, и, услышавши лай собак, пошел на этот лай, думая найти жилое помещение с тем, чтобы там укрыться и пройти в Гродно». Уже в темноте генерал Усачев был взят в плен немцами и приведен в дом, где он «увидел сидевших на лавках командира корпуса и восемь генералов. Все они, истомлённые и грустные сидели молча и не обратили на меня внимания, здесь же были и наши сибирские офицеры». Пленённых отправили в лагерь на остров Денгольм близ города Стральзунда.
Сибирцы попали в болото и под огнём противника частью погибли, частью были пленены. Командир полка войсковой старшина Г. А. Власов был ранен и скончался в деревне Курьянка. Об этой атаке вспоминает генерал – лейтенант Хольмсен: «Войска, расстреляв все патроны, дорого продавали свою жизнь. Собравшиеся остатки второочередного полка №4 Сибирских казаков в числе около полуторных сотен, к коим пристроились ещё некоторые артиллеристы, решили под командою своего командира, 64-х летнего войскового старшины Власова, прорваться конною атакою. Казаки попали в болото и понесли огромные потери от ружейного огня. Вторичная атака была для них гибельна уже под действием пулеметного огня. Почти все полегли. Все ближе и ближе подходили немецкие цепи… Потери убитыми и ранеными были колоссальны и не поддаются учету. Эта заключительная драма под Млынеком проходила после полудня».
Убитый под Гродно
Корреспондент газеты «Биржевые ведомости», командированный в феврале на фронт Михаил Пришвин, побывал в Августовских лесах и участвовал в спасении санитарного конно-автомобильного отряда. «Нашему отряду удалось из-под огня спасти около четырёхсот людей, обречённых на смерть. Три дня я видел как врачи без сил и пищи перевязывали раненых, изумлялся, откуда у них такие силы. Потом Августовскими лесами мы спасались от неприятеля под страхом попасть в плен или вовсе погибнуть от разъезда врага, шли при страшном морозе – и опять принимались за работу, откуда, я спрашивал себя, бралась такая сила?». На всю жизнь знаменитому писателю запомнились эти дни отступления. Читаем в его дневниках: «Мне снилось, будто я стою возле Августовских лесов и слышу, как близкий мне человек зовет на помощь, он тонет в окнище непроходимых болот, он тонет — я тону, и вот уже не его это голова виднеется над окнищем, а моя собственная, это я сам тону и зову, запрокидываю голову назад, чтобы последний раз дохнуть воздух милого света, в последний раз позвать своего друга на помощь…».
Прибалтийская газета «Рижская жизнь» писала тогда об этих событиях: «Когда отдельные личности совершают геройские подвиги, это приводит в восхищение всех. Что же сказать о сорока тысячах русских богатырей, в течение девяти дней совершивших непрерывный массовый подвиг? 20-й корпус совершил всё возможное, всё доступное человеческим силам. Много богатырей полегло костьми, защищая каждую пядь родной земли, умерев смертью славных».
Немецкая пресса также широко освещала победу своих армий на этом направлении, отдавая должное мужеству противника. Военный корреспондент Рольф Брандт писал в одной из центральных газет: «Честь 20-го корпуса была спасена и цена этому 7000 убитых, которые пали в атаке в один день битвы на пространстве двух километров, найдя здесь геройскую смерть! Попытка прорваться была полнейшим безумием, но святым безумием – геройство, которое показало русского воина в полном его свете, которого мы знаем со времён Скобелева, штурма Плевны, битвы на Кавказе и штурма Варшавы! Русский умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, даже если неминуема при этом и верная смерть!». Доктор исторических наук Николай Яковлев дал следующую оценку действиям корпуса: «20-й корпус попытался вырваться из кольца и выйти к Гродно. Остатки корпуса, расстреляв все патроны и снаряды, 15 февраля бросились в последнюю атаку с голыми руками, на узком участке прорыва волна солдат сбила пехоту противника. Корпус нашел гибель в Августовских лесах…».
Разбитая артиллерия 20-го корпуса
Однако не все казаки полка полегли в болотах Пруссии. В воспоминаниях сотника Б.В. Анненкова читаем: «Я прибыл в 4-й Сибирский полк, который вел тяжёлые бои в районе Пинских болот…В одном из сражений полк был полностью разбит. С остатком полка мне удалось добраться до Гродно, откуда затем началось общее наступление». Еще три сотни полка избежали гибели и плена, в их числе сотня есаула Н. А. Петрова, охранявшая дворец кайзера Вильгельма в Роминтенской Пуще и взвод урядника (будущего колчаковского генерала) Ф.Л.Глебова, пробившегося в Сейны. В плен попали войсковой старшина П.П.Волосников, командир сотни есаул В. Безобразов, хорунжие Катанаев, Нарбут, Сергеев. Количество погибших и пленённых в Августовских лесах сибирских казаков составило около 300 человек.
Остатки корпуса оказались в Гродно и его окрестностях. «Весь город как-то задавлен войной, вы берете извозчика в гостиницу и не верите, что он доберется. Вокруг везде серые фигуры военных, все эти дни бывших в жарком сражении, с виду они, кто не знает, суровые и недоступные, но стоит вот подойти к любому из них и спросить о решительном моменте встречи его с неприятелем, как на лице его появляется какая-то детская улыбка… Вот это самое, этот свет какого-то детского вопроса тайной нитью соединяет все эти грубые фигуры людей, наполнивших город» (М.Пришвин, февраль 1915 года).
В середине 70-х годов прошлого века автору не раз приходилось слышать от стариков рассказы об этой катастрофе. Она не забылась даже через шесть десятилетий лихолетья.
Казаки 1-го Ермака Тимофеевича и 2-го полков, нёсшие срочную службу на китайской границе, были переброшены на русско-турецкий фронт, на Сарыкамышское направление. На взятие Ардагана была послана Сибирская казачья бригада генерала Калитина с конно-пулеметной командой и казачьей батареей. 22 декабря 1914 года 1-ый полк под командованием полковника Э.Ф.Раддаца настиг и разбил колонну турок за Ардаганом, уничтожив в бою несколько сотен солдат Энвер – паши.
На фото УСПЛЕНЬЕВ Михаил Степанович (в чёрном кителе) — 1 Сибирский каз. Ермака Тимофеевича полк, 4 сотня, трубач. Награждён георгиевском крестом за то, что во время пешей атаки с. Сурик, вызвавшись охотником, под сильным огнем противника, пробрался во фланг турок и метким огнем заставил очистить крепкую горную позицию. Убит в 1915 году, похоронен у с. Еникей.
Е. В. Масловский пишет об этой атаке: «…Казаки же Сибирской бригады, произведя обход, нанесли быстрый удар с северо-западной стороны и конной атакой овладели Ардаганом. Турки в беспорядке бежали через Яланузгамский перевал, оставив сибирякам много пленных и два орудия»… На рассвете морозного туманного дня 1-й Сибирский казачий полк, шедший в авангарде бригады, своими дозорами усмотрел цепи турецкой пехоты на неприступных, обледенелых, покрытых снегом горах. Впереди лежали стрелковые цепи, за ними стояла батарея, еще дальше был батальон резерва, стоявший в густой колонне. При нем было знамя. Полк построился поэшелонно для атаки, в голове полка шла 4-я сотня есаула Волкова. Ураганом по кручам понеслась ермаковская атака. В этом бою сотней было захвачено знамя 8-го турецкого пехотного Константинопольского полка.
Пехота сложила оружие. 6 января полк, изрубив около тысячи турецких солдат, первым вышел к Эрзеруму. За эту операцию полки были представлены к Георгиевским знаменам. Полковник Раддац, командир полка, был награжден за эту атаку орденом Св. Георгия 4-й степени. Генерал Калитин вручил Георгиевский крест командиру 4-й сотни есаулу Волкову, который тот особенно бережно хранил. Этот крест принадлежал когда-то Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, снявшему его с груди и вручившему Петру Калитину за Ахал-Текинскую экспедицию 1880 года.
Вот как очевидец описал картину вручения боевых наград казакам 1-го полка за Сарыкамышскую операцию: «На церковной площади выстроились батальоны 13-го Туркестанского стрелкового полка. Стояли «вольно». Но вот звуки трубачей, и из-за угла строем по шести, показались сотни ермаковцев. Красные погоны, красные лампасы, громадные стройные богатыри. Из-под лихо заломленных папах, чубатые загорелые лица, дышащие отвагой, мужеством, решимостью. На правом фланге – рослый офицер с окладистой русой бородой… Они вышли на плац. Я видел, как впился в них глазами штаб генерала Пржевальского, да и он сам».
Великий князь Николай Николаевич Романов назвал Отдельную Сибирскую казачью бригаду, в которой воевали ермаковцы, «железной» после жестоких боев под Ардаганом, Эрзерумом и Гассан-Калой. Командующий Кавказской армией генерал от инфантерии Н. Н. Юденич писал в 1932 году: «Жалею, что в Кавказской армии было мало сибирских казаков».
Штаб бригады с П.П.Калитиным под Эрзерумом
Генерал-майор А.М.Ионов вспоминал о бесстрашном разведчике пресногорьковчанине Буркове: «доложили – пришел Бурков, казак, разведчик, не раз прокрадывающийся в турецкий тыл и доставлявший ценные сведения. Теперь он пропадал неделю и мы считали его погибшим. Он ходит не переодетый, с винтовкой и шашкой. Вошел небольшого роста, коренастый казак, без шинели, но при этом его шея почему-то завязана была шарфом. Маленькие серые глаза, каменное лицо, едва заметные усы. Бурков оправдал возлагаемые на него упования и его отважные похождения – добыть «языка», ждут своего повествователя. Подойдя к столу, он попросил карту и стал объяснять турецкое расположение. «Здесь, по гребню, сторожат аскеры 53-го алая…здесь их кухни…Здесь по склону балки – четыре орудия, а за углом катера (вьючные мулы) с ящиками. Здесь кавалерийская застава, а здесь все курды, тут их целая орда». «А как ты отличил курдов от остальной кавалерии?- задали вопрос Буркову. Он вместо ответа полез в карман, вынул что-то завернутое в платок, разостлал его на столе и разложил на нем оторванные куски турецкой шинели, погоны, клочки бумаги, записные книжки».
В середине 70-х годов, будучи школьниками, мы с интересом, тайком от взрослых, рассматривали георгиевский крест, хранимый потомками Петра Буркова на дне старинного, обитого железом, сундука. Он был получен за то, что 30.01.1915, вызвался охотником один идти в тыл турок в своей казачьей форме к с. Иду. 4 дня он производил свои наблюдения днём, передвигаясь ночью, убил турецкого разведчика и на 5-й день возвратился, добыв ценные сведения о расположении противника. 15.02.1915, он опять вызвался охотником и отлично выполнил свою работу, добыв точные сведения о противнике.
Ефановы и Островские, с. Воскресенское
Лишь в 1918 году стал понятен чудовищный итог кровавой жатвы – многие не вернулись, проросли травой под могильными холмиками в Галиции, Августовских лесах, лагерях для военнопленных в Германии и Австрии. Другие пришли искалеченными, с покорёженной душой. Возвращение было трагическим – героев войны старались унизить, всячески умалить их боевые подвиги. Так, у полного Георгиевского кавалера, не раз раненого, Павла Дмитриевича Дедова из деревеньки Филиппово, на станции в Самаре в потасовке с большевистскими агитаторами были сорваны знаки воинской славы и погоны.
Пётр Дмитриевич Дедов, с. Филиппово
Многие были награждены крестами. Несколько фамилий приводит в книге «Люблю, не претендуя» известный зауральский краевед А.И.Дедов – Агей Романович Вахтин и Григорий Дмитриевич Веневцев из Половинного, Иван Алексеевич Фатьянов из Привольного, Афанасий Никифорович Семенов из Сумок, Давыд Денисович Банников из Сухменя, Павел Абрамович Веслогузов из Васильевки.
В ноябре 1915 года все полки были сведены в Сибирскую казачью дивизию. Вместе с Уральской и Туркестанской дивизиями она вошла в Сводный казачий корпус. До конца весны 1917 года сибиряки воевали под Гродно и Вильно, затем были разбросаны по Минскому и Московскому военным округам. Две сотни 7-го казачьего полка совместно с юнкерами и добровольцами приняли участие в обороне Кремля в октябре 1917 года.
Постскриптум: В декабре 1918 года находились в плену казаки станиц: Пресногорьковской 19, Починной 5, Пресногорьковский редут 10, Крутоярской 8, Песчанской 13, Сибирской 7, Богоявленской 5, Камышловской 10, Кабаньей 11, Пресновской 10 человек. На начало 1919 года в станицах насчитывалось семей, оставшихся без кормильцев: в Пресногорьковской 24, Камышловской 5, Пресноредутской 16, Крутоярской 8, Песчанской 14 (по С.М. Андрееву).
Всего за время Великой войны погибли и пропали без вести 790 человек, призванных из сибирских станиц. Только Пресногорьковская станица с поселками потеряла 67 кормильцев.
В боях за Ардаган погибли казаки Григорий Попов, Александр Трошин, Андрей Грибанов, Тимофей Федотов, Тимофей Васильев, Пётр Родионов, Иван Ротов, Пётр Моршихин, Антон Плотников, Иван Кучма, Александр Ряпусов, Семён Шульгин, вахмистр Степан Крюков. В братские могилы села Ольты легли Николай Кравченко, Андрей Нартов, Фотий Морозов, Андрей Чуйко, Иван Шевелёв, Алексей Габченко, Никифор Фёдоров, Николай Дейкин. Многие были похоронены в Байбурте, Балахоре, Рушади, Испире, Карсе, Эрзеруме и Тифлисе — Максим Таранов, Василий Вяткин, Хайбулла Максютов, Василий Куренёв, Пётр Ефанов, Василий Кочуров, Фёдор Матюшин, Степан Ермолаев и многие другие, чьи имена нет возможности перечислить.
В июле 2010 года в церковной ограде храма в Пресногорьковке был установлен и освящён крест в память погибших казаков, призванных в 1-ом военном отделе.
Ряд казаков были награждены георгиевскими крестами. Эти награды официально не были признаны советской властью, несмотря на то, что существует проект постановления СНК СССР от 24 апреля 1944 года о приравнивании статута к ордену Славы. Многие участники Великой Отечественной войны носили на груди георгиевский крест вместе с боевыми советскими наградами.
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск
