Ставки на спорт 
«…Они не обещают комфорт, они вербуют новобранцев для опасной миссии. Этот призыв имеет огромную притягательную силу, особенно для тех, кого стоит вербовать».
(С.Н. Паркинсон «Мышеловка на меху»)
– …Вы уж не пугайте их, пожалуйста, голубчик, – за то время, пока они шли по коридору, ректор повторил эту фразу уже в четвёртый раз. – Ни слова о развале Империи, о том, как разгоняли Службу! Побольше о славе, почестях и наградах. В прошлом году генерал Дилан на смутных временах зациклился, а в результате – отсев после первой лекции… На всех пяти факультетах. До трети курса, представляете! Мы потому вас и пригласили: герой, орденоносец, прямо из гущи событий…
Полковник Краст Боун одёрнул полы мундира, пригладил орденские планки и колодки с нашивками за ранения.
– Ладно. Будет им о наградах! – сказал он, ухватившись за дверную ручку. – О славе и доблести. О карьере и почестях. Всё будет! Я могу идти?
– Ну, конечно… – неуверенно улыбнулся ректор. – Как говорится: с Богом!
Военный министр уже дважды высказывал недовольство подготовкой разведчиков. А как её обеспечить, если курсанты бегут из Академии? Ректор чувствовал – кресло под ним шатается. Ещё один «прокол», и того… «по собственному…» А всё эти чёртовы «железяки»! И какой кретин их выдумал?
Ненавистные ректору ЖЛЗК (жетон личный защищённый курсантский) не только содержали информацию о персональных шифрах и допусках, они позволяли в любой момент набрать «код отчисления» и вернуться на обычную армейскую службу. Никаких объяснительных записок, заявлений, собеседований. Ни малейшей возможности выяснить, что именно отпугнуло человека, переубедить, уговорить, заставить задуматься…
Вернувшись в кабинет, ректор включил трансляцию. И остолбенел.
«…Не каждый сможет перенести тяготы учёбы, – медленно прохаживаясь вдоль экрана, говорил Боун. – Отбраковка пойдёт очень жёсткая. Те, кого мы выгоним, через пару дней получат очередное звание и командную должность в космо-десантных войсках или гвардейской бронепехоте, пополнят ряды светского общества. Остальные, кому не повезёт остаться, о существовании «света» забудут до конца своих дней. Для высшего общества они станут изгоями».
Ректор почувствовал, как стягивает шею воротник мундира. Рывок, ещё рывок, и сверкающие золотом пуговицы запрыгали по паркету.
«Возможно, кто-то из вас мечтал о межзвёздных яхтах, круизах на курортные планеты, о комфорте салонного шпионажа и обменах при провале «ваш-на-наш»… Забудьте! Всё это для гражданских… Для политической разведки, работающей под торговым и дипломатическим прикрытием. Львиная доля выпускников попадёт в армейский спецназ, – всё тем же будничным тоном продолжал Боун. – Их ждут «горячие точки» на дальних рубежах и чужая форма без знаков различия. Вы прошли жёсткий медицинский отбор, «драконовские» экзамены по физподготовке, тесты с усиленными нагрузками при разных уровнях гравитации, проверку на устойчивость во враждебной газовой среде… Всё это – не игровые изыски! Оно вам скоро пригодится на практике. Кому-то эти навыки помогут выжить… Возможно, даже не один раз. Но везение не вечно. Жизнь разведчика ужасающе коротка… Кто-то из вас погибнет под шквальным огнём или подорвётся на мине, кто-то застрелится, чтобы избежать плена, кого-то, потерявшего сознание, добьёт милосердный сослуживец. Законы, договоры и конвенции – не для вас. О гуманности и правах военнослужащего забудьте, к нашей работе это отношения не имеет. Медики сделают всё, чтобы химия не смогла развязать вам язык. Одни препараты будут блокироваться, другие спровоцируют аллергическую кому. А значит, в плену вас ждут жестокие пытки, как правило – круглосуточные…»
– Что он делает? Он же топит меня, падла… – бормотал ректор, трясущимися руками наливая коньяк в пузатую рюмку.
«Я вижу здесь красивых девушек, – Боун остановился у кафедры и повернулся к залу. – Над ними надругаются в первый же день плена. А потом будут насиловать много и часто. Индивидуально и большими группами. Кстати, то же самое ждёт кое-кого из мужчин, в последнее время это случается регулярно. А когда палачам надоест развлекаться, они начнут рвать щипцами ваше тело и срезать полосами кожу со спины. Половые органы станут жечь огнём, обливать кипящим маслом, опускать в кислоту. Всё, что способно испытывать боль, изуродуют до неузнаваемости…»
Речь полковника была образной и красочной. Ректору казалось, что его нос ощущает запах застывшей на полу крови, палёного волоса и горелого мяса – верных спутников боли и страданий. В ушах зазвучали стоны и крики узников, бесстрастные вопросы следователей и довольный гогот палачей… Он помотал головой, отгоняя морок. Да, в таланте оратора Боуну не откажешь…
Повинуясь руке ректора, одна из камер зависла рядом с сидящим у прохода здоровяком-этландцем. По коротко стриженому виску парня катилась капля пота. Прижавшаяся к нему девушка инстинктивно поёжилась и запахнула на груди вязаную безрукавку… Глаза ректора прошлись по залу. Всюду было одно и то же: скованные позы, побледневшие лица, расширившиеся от страха зрачки…
– Ну, твою же мать!!! – проорал он, замахиваясь.
Бокал врезался в широкоформатный монитор и со звоном разлетелся на куски. На полированный дубовый стол скатилась одинокая капля.
«…Вас отучат сжимать зубы, – как ни в чём не бывало, продолжал Боун. – Их сточат до дёсен напильником или болгаркой, чтобы обнажить нервы. В конце концов, через сотни тысяч или даже миллионы секунд невыносимой адской боли, вы закончите жизнь у расстрельной стены. Хорошо, если это будет на улице. Тогда вам удастся ещё раз увидеть солнце и глотнуть свежего воздуха… Вы будете смотреть на выщербленные пулями кирпичи, на засохшую кровь и мозги предшественников и радоваться… Радоваться тому, что пытки закончились. О вашем мужестве и стойкости никто никогда не узнает. Если вас посмертно наградят, то родным запретят говорить об этих наградах. Конечно, погибнут не все. Процентов десять из выпуска доживёт до кабинетной работы. Сорокалетний аналитик с майорскими погонами – обычный потолок их карьерного роста…»
Полковник внезапно замолчал и повернулся к окну. Тишина стала такой густой, что, казалось, её можно резать ножом. Прошла бесконечно долгая минута, потом ещё одна…
«Как? Вы всё ещё здесь?! – внезапно оборвал паузу Боун. – Ну, что ж, тогда… Добро пожаловать в наше братство смертников!»
Раздалось несколько неуверенных хлопков. Потом их стало больше. Ещё больше… А затем зал взорвался аплодисментами. Не веря своим ушам, ректор перевёл взгляд в левый верхний угол экрана и схватился за сердце. В окошке с надписью «На отчисление» горел ярко-красный нуль.
