Ставки на спорт 
«Была бы статья, а человек найдется», говорили в печально известные годы политических репрессий. И находились… Иногда целые семьи. Многие из них оказывались в Казахстане.
В 50-60-е годы мы с братом — старшеклассником, жители селения, близкого к столице Целинного края, частенько бывали в четырежды переименованном городе, тогда еще в Акмолинске, затем в Целинограде, Акмоле, а ныне — в Астане. Привлекали нас магазины, где тогда, в первые целинные годы, можно было купить разный дефицит, в отличие от нашего поселка. В целинной столице тогда жили наши близкие родственники, уроженцы Петропавловска – Иван Андреевич и Таисия Федоровна Г. Поговорить с ними начинающему историку — одно удовольствие. В юности они были в числе первых комсомольцев на станции Петропавловск. Иван Андреевич принимал участие в доставке из Златоуста и в установке первого в нашем городе памятника Ленину. Того самого, что стоял около клуба железнодорожников, на сцене которого наша бойкая тетушка Тася блистала в выступлениях синеблузников. Там эти комсомольцы и познакомились.
Но однажды обычно гостеприимных хозяев мы не застали дома.
— Они все на футбол ушли, — сказала нам их соседка. – На стадионе сегодня такое творится! Говорят, сам Старостин привез свою команду из Алма-Аты. Вам ключи оставили. Входите!
Но мы, заинтригованные, отправились к стадиону «Динамо». Благо, обнесенный высоким деревянным забором, он находился почти рядом – в центре города, недалеко от старинного акмолинского театра. Точно такой же стадион и с таким же названием был и в Петропавловске, на том месте, где сейчас находится телецентр. Деревянная ограда ни там, ни здесь никогда не была преградой для мальчишек- болельщиков. Они знали все щели в заборе и легко пробирались на стадион или, сидя прямо на ограде, свистели, орали «Судью на мыло!». Словом, все, как положено на настоящих матчах. Только бутылки и файеры на поле не летели и драки фанатов были редкостью. Поорут — и разойдутся гонять во дворах тряпичные мячи, а зимой там же — самодельные шайбы.
Но что творилось в тот вечер на акмолинском стадионе! Пройти на трибуны было невозможно ни за какие деньги! Мальчишки, как воробьи, облепили заборы, деревья и крыши соседних домов. Мужские голоса сливались в один громкий бас. Казалось, все мужское население почти 200-тысячного города сбежалось на стадион.
Наконец, последний восторженный рев — и толпа возбужденных болельщиков выплеснулась на улицы города. Все что-то громко обсуждали, размахивали руками. Мы едва нашли своих родственников. Обычно сдержанный в выражении чувств, Иван Андреевич тоже довольно бурно комментировал игру, а его сын — студент просто подпрыгивал на месте от возбуждения, споря с отцом. И тут я допустила, как через секунду выяснилось, огромную бестактность, проще говоря, сморозила глупость, спросив: «А Старостин сколько голов забил?». Спорщики замолчали. Три пары глаз гневно уставились на меня. Как Остап Бендер, я даже подумала: сейчас побьют! Однако обошлось. Среди болельщиков тогда было много интеллигентных людей — девушек не били. Только студент с презрением в голосе объяснил:
— Ему за 50! Кто в этом возрасте играет! Он самый знаменитый в СССР тренер! Его сам Сталин уважал! А здесь Николай Петрович несколько лет тренировал нашу акмолинскую команду «Динамо»! Он наш, поэтому все пришли болеть!
Желая исправить неловкость, я напрягла память и пробормотала: «Он же вроде спартаковец?»
Спорщики опять замолчали и возмущенно переглянулись: она еще о футболе рассуждает?!
— В его положении выбирать не приходилось, — примирительно сказал дядя Ваня. – Где прикажут, там и играл.
Вечером, за «чаем», мужчины продолжали бурно обсуждать матч. Я помалкивала и, к своему удивлению, впервые услышала, что глава семьи, обычно спокойный и вежливый Иван Андреевич, – полковник то ли НКВД, то ли КГБ в отставке. Его когда-то еще петропавловский комсомол направил от станка в ОГПУ. Об этом раньше в семье не очень распространялись, а в годы культа личности вообще молчали. Полковник и полковник! Служит на железной дороге. Что-то там охраняет, наверное.
Лишь много лет спустя мы узнали: охраняли подчиненные Ивана Андреевича заключенных в лагерях Карлага, которые строили железную дорогу к югу от Караганды. Тогда эта стройка века называлась «Моинты – Чу». Ее прокладывали по пустынным местам Прибалхашья.
«Чай», благодарные слушатели – и полковник раскололся. Рассказал, что в 1942 году четверо братьев Старостиных, мужья двух их сестер и несколько подчиненных были арестованы, по его словам, за финансовые нарушения и похищение вагона ситца. Все были приговорены к 10 годам лишения свободы с поражением в правах еще на 5 лет. Родственников тренера и их сослуживцев разбросали по разным лагерям. Тогда, в начале 50-х годов, когда проходил тот знаменательный матч, они все еще находились кто еще в лагере, а кто, как Николай Петрович, в ссылке.
Финансовые нарушения были такими. Еще в 30-е годы существовала практика записывать спортсменов — профессионалов любителями: слесарями-токарями крупных предприятий, где эти «любители» только получали зарплату, а на деле и не видели свои рабочие места. А Старостины были настоящими профессионалами еще до революции, когда двое из них, студенты коммерческого училища, создали свою команду и зарабатывали деньги на ее содержание, продавая билеты на матчи. Они даже свой маленький стадион построили, хотя чаще играли на выезде. До сих пор существует легенда, что в одном таком матче в Тбилиси они встретились с грузинской командой, в которой играл еще молодой Лаврентий Берия, и победили ее. Но знатоки, в частности, сын всемогущего министра, уверяли, что это миф.
Старостины прежде играли в «Промкооперации», в «Пищевике», «Дукате» — какие шефы, такие и названия команд. «Пух-перо», презрительно говорил о них заядлый болельщик «Динамо» Берия. С середины 30-х годов над спортом стал шефствовать комсомол. Секретарь ЦК Комсомола А.Косарев и братья Старостины тогда и создали свою лучшую в стране команду, названную ими «Спартак». Но и это спортивное общество тоже надо было на что-то содержать. Н.П. Старостин писал: «Спортсмены-динамовцы, подопечные Берии, награждались в своем обществе и получали единовременные пособия, тогда как мастера-спартаковцы при аналогичных условиях ничего не могли получить из-за отказа Комитета физкультуры разрешить таковые выдачи». Тогда Н.П. Старостин, опытный экономист, открыл при «Спартаке» несколько малых предприятий по производству спортинвентаря и спортивной одежды, а при них — торговые точки. Это и приносило «Спартаку» приличные деньги. Но при желании на таких предприятиях найти финансовые нарушения – пара пустяков! И нашли, когда потребовалась уничтожить команду. Якобы подчиненные Н.П.Старостина продали через магазин партию лыжных ботинок (зачем они футболистам?), а на вырученные деньги купили бутсы. Нарушение!
Отсюда в первоначальных политических обвинениях спортсменов и хозяйственников появились три экономические статьи. Так и ныне кочуют по просторам Интернета цитаты из бериевского обвинительного заключения о продаже начальником футбольной команды Н.Старостиным лыж, «левых» ботинок, простынь, маек и вагона ситца из Иванова. Мол, не спортсмены они были, а торгаши и воры! Эта статья так понравилась обвинителям, что из нее исчезли обвинения в шпионаже, контрреволюционной пропаганде и даже в организации покушения на самого Сталина! А вагон ситца хотя и нашелся в тупике на какой-то станции, но осадочек остался.
Историки спорта, как и Н. Старостин, тогда считали и считают теперь, что всесильному Лаврентию, опекуну московского «Динамо», не давали покоя успехи «Спартака», который еще до войны являлся главным конкурентом бело-голубых динамовцев. Только эти два клуба с 1936-го по 1940-й год и выигрывали чемпионаты СССР. А «Спартак» однажды даже разгромил непобедимых басков из Барселоны. Поэтому Берия решил расправиться с руководителями соперников одним махом. «Был бы человек, а статья найдется» — шедевр нашего тогдашнего правосудия. Сначала статью сочинили в духе того времени. Старостиных обвинили в том, что они вступили в сговор «с врагом народа» секретарем ЦК Комсомола А.Косаревым, к тому времени уже расстрелянным. Якобы они не только готовили покушение на Сталина, а еще мечтали о приходе немцев в Москву, так как дочь Николая Петровича, школьница Ляля, изучала немецкий язык. Всех Старостиных (а в придачу – и мужей их сестер) и еще 11 сотрудников спортобщества разбросали по лагерям кого на 8 лет, кого на 10, да еще с поражением в правах на 5 лет и с конфискацией всего личного имущества. Одну из сестер, слишком рьяно защищавшую братьев и мужа, тоже упекли в лагерь на 5 лет. Все семьи Старостиных были изгнаны из квартир и расселены по коммуналкам.
«Не хочу делать из себя мученика, — напишет впоследствии Николай Петрович. — Бывало всякое, но в основном я отбывал срок не в самых тяжёлых условиях. Тщеславие и ведомственные амбиции генералов, возглавлявших местные «Динамо», оказались сильнее страха перед Берия. В те годы разыгрывалось первенство ГУЛАГа, и каждый из них хотел иметь хорошую команду. Меня хоть и негласно, чтобы, не дай бог, не дошло до Москвы, привлекали к работе тренером. Футбол спас мне жизнь». Если «до Москвы» все-таки доходило, что кто-то из Старостиных и в лагере играет в футбол, пусть и за подведомственное МГБ «Динамо», следовала отправка на лесоповал или в другой лагерь. Николай Петрович тоже хлебнул такого «счастья» и поморозил на лесоповале ноги. Его переводили из одного лагеря в другой — от Ухты до Амура. В последнем лагере близ Хабаровска он тоже тренировал команду «Динамо», мог даже выезжать с нею на соревнования в другие города. А дальше…
Иван Андреевич чуть ли не с гордостью рассказал, что именно его начальство постаралось привезти знаменитого тренера в Акмолинск из какого-то лагеря на Дальнем Востоке. Но, как выяснилось позже, все было гораздо сложнее и обиднее для спортсмена.
Однажды на Амуре его, тренера–зека, пригласили к телефону в кабинет начальника. С ним пожелал говорить … Сталин. Нет, не сам Иосиф Виссарионович. Он к футболу был равнодушен и, по воспоминаниям болельщиков, лишь однажды выдержал, сидя на трибуне, один тайм, когда матч проходил на Красной площади. Это был сын вождя Василий, самый молодой в мире генерал и самый знаменитый в СССР болельщик команды ВВС, которую нежно называл «Крылышки». Василий Сталин решил при помощи знаменитого футболиста и тренера укрепить свою команду. Его соперничество со знаменитым фанатом команды «Динамо» — самим Лаврентием Павловичем Берия – вошло в историю спорта.
Каково было Николаю Старостину после 8 лет лагерей услышать «Говорит Сталин»?! Что тогда пережил футболист, он сам рассказал в своих книгах. На другой день в сопровождении офицера он уже летел в Москву. Начался настоящий детектив. Василий Сталин поселил его на даче отца, таскал за собой беспаспортного Старостина на матчи. Оба — подручные Берии и помощники Василия Сталина — следили за футболистом. В конце концов, спортсмена похитили «чекисты» и отправили его Москвы. В ответ Василий послал за ним своих разведчиков (он в то время командовал Московским военным округом). Футболиста сняли с поезда и привезли обратно на дачу Сталина. Понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, Старостин добровольно сдался подчиненным Берии и его отправили «в ссылку навечно» в Майкоп, где уже жил его товарищ по несчастью и по футболу. Но и там ему не дали работать — передали в Ульяновск. Там еще один генерал пожелал иметь в своей команде знаменитость. Футболисту два года пришлось тренировать очередную команду и жить в деревушке за городом – сработало предписание «минус 16». Сейчас об этом событии в Ульяновске – Симбирске напоминает мемориальная доска. Потом опять — заседание особой группы, и Старостина отправили в новую «ссылку навечно» — теперь уже поднимать казахстанский спорт у нас в Акмолинске. Сколько народу не по своей воле тогда поднимало у нас сельское хозяйство, образование, медицину, строило железные дороги или жилье, написано немало.
Николай Старостин, сойдя с поезда в Акмолинске, шел, как ему было велено, в гостиницу близ вокзала и думал: «Кто меня примет ночью в чужом городе?». Но администратор, не спросив даже документы, протянул ему ключи. Все было предусмотрено. Акмолинские «болельщики динамовцев» подсуетились. Хотя гонители Старостиных подстраховались и довели до сведения местных эмгэбэшников, что в «Динамо» зачислять ссыльных спортсменов запрещено, но акмолинские футболисты упросили свое начальство отдать им знаменитого Старостина. Решение было найдено быстро: Николая Петровича оформили заведующим отделом городского комитета физкультуры, и он стал тренировать футбольную и хоккейную команды, кроме взрослых, еще и молодежные.
Работал он на том самом дощатом стадионе в самом центре Акмолинска.
Через полтора года Н.П. Старостина, опять помимо его воли, перевели в тогдашнюю столицу Казахстана. Теперь уже опальный генерал-лейтенант Фитин, тогдашний начальник МГБ Казахстана, приказал перевести Старостина в Алма-Ату: «Будем поднимать там футбол и хоккей». Старостин в мемуарах пояснил: «Генерал-лейтенант Фитин, может быть, и был поклонником и ценителем спорта, но, думаю, своим приглашением я обязан, прежде всего, прославленной конькобежке Римме Жуковой, которая имела на Фитина определенное влияние и настояла на моем переводе в Алма-Ату».
Напомним, кстати, что Римма Жукова как раз в те годы тоже выступала за алма-атинское «Динамо» и установила несколько мировых рекордов на новеньком катке Медео. А Павел Фитин до того, как стать руководителем казахстанского МГБ, был одним из тех, кем внешняя разведка гордится и поныне. На его счету сообщения И. Сталину о подготовке нападения Германии на СССР, получение информации о ходе работы США над ядерной бомбой. Но в 1951 году по личному распоряжению Берии он был уволен из органов внешней разведки и отправлен в Алма-Ату. Так что Фитин имел причины находиться в оппозиции Лаврентию Павловичу и в пику ему опекать Старостина.
В Алматы, в отличие от своих братьев, еще томившихся в ссылке на Севере, Николай Петрович жил «почти на свободе», хотя и не в самой столице, а в поселке Тастак. Ему было по-прежнему запрещено бывать в 16 крупных городах страны. Но Тастак за рекой, а это уже область. Оттуда Н.П.Старостин каждый день ездил на работу на стадион «Динамо» и почти все время проводил там. Его бывшие ученики вспоминали, что он был высоким, стройным, поджарым. Он каждый день во время тренировок бежал впереди своих молодых подопечных. «Он был силен и подвижен, никогда не пил даже пива, а его ежедневная диета — кусок хлеба с ливерной колбасой да стакан кефира», вспоминал один из его учеников. И это уже на шестом десятке!
Николай Петрович полюбил нашу утопающую в садах южную столицу. Много лет спустя он вспоминал Тастак, где, протянув руку с раскладушки, можно было сорвать с дерева чудесный апорт. Нигде таких не видел, восхищался он.
В Казахстане Старостину нравилось, да и родные приезжали проведать его. Но ощущение сосланного пожизненно, живущего в неволе никуда не девалось. В 1953-м году, вскоре после смерти И. Сталина, Старостин отправил заявление на имя Хрущёва о пересмотре своего дела. Ответа долго не было, а потом вдруг дело сдвинулось с мертвой точки. Позже выяснилось, что помощник Хрущева Владимир Лебедев в детстве жил рядом со спартаковской базой в Тарасовке и сам играл за клубную команду мальчиков. Он-то и дал ход заявлению Николая Петрович. Футбол снова спас его. В этот раз – от «ссылки навечно». Удивительно, чиновники, пусть и такого ранга, как Берия, распоряжаясь чужими судьбами, сами, видимо, собираются жить вечно. Иначе откуда такие решения?!
Готовясь к отъезду из Алматы, непьющий Николай Петрович позволил себе то, чего прежде никогда не делал. Ветеран казахстанского спорта Борис Каретников рассказывал:
— Он купил шампанского, разлил всем и налил себе полстакана и выпил шампанское. Он, наверное, впервые в жизни дал себе слабинку.
В то время, когда Старостин занимался оформлением документов, его воспитанники — футболисты алма-атинского «Динамо» — были на турнире в Джамбуле и жили в вагончике на железнодорожной станции. Они узнали, когда поезд «Алма-Ата – Москва», в котором ехал их тренер, пройдет через Джамбул, задержали на полтора часа весь состав и устроили митинг в честь Николая Петровича. После 12 лет неволи эти полтора часа – такая мелочь!
Все документы из «Дела Старостиных» сейчас опубликованы. Три справки хранятся теперь в семейном архиве Старостиных. Вот первый их них.
«Прокуратура Союза Советских Социалистических Республик.
17 июня 1954 года.
№ 2/5-30411-42
Москва ул. Кирова 41.
Гр-ну Старостину Николаю Петровичу.
Казахская ССР Алма-Атинская обл., село Тастак, ул. Сталина д. 86
Сообщаю, что определением Военной Коллегии Верховного суда от 16 июня 1954 года исключено из приговора обвинение Вас по ст. 58–10 ч.2 и 58–11 УК РСФСР и отменено постановление Особого Совещания при МГБ СССР о направлении Вас в ссылку.
Военный Прокурор отдела ГВП подполковник Юстиции Васильев».
Второй документ – справка из Управления МВД по Алма-Атинской области от 27 июля 1954 года об освобождении гр-на Старостина 16 июня 1954 года из спецпоселения и о том, что «УМВД Алма-Атинской обл., против выезда гражданина Старостина Н. П. в г. Москву к месту жительства его семьи возражений не имеется».
Третий документ адресован Старостиной Александре Степановне. Матери сообщалось, что «определением Военной Коллегии Верховного Суда от 16 июня 1954 года, обвинение Старостиных Николая, Александра, Андрея и Петра …прекращено. Старостины Николай, Александр и Андрей подлежат освобождению из ссылки».
После 12 лет Николай Петрович впервые ехал по стране без конвоя. Еще почти год он как на работу ходил на Лубянку и снова давал показания по каждому пункту обвинения. Он добился повторного процесса, который завершился полной реабилитацией всех четверых и еще 11 их «сообщников». С них сняли все обвинения «как полученные только на показаниях самих обвиняемых», разрешили всем вернуться в Москву и восстановили в партии. Справку о полной реабилитации Николай Петрович получил лишь спустя почти полвека — в 1992 году, когда ему самому было более 90 лет.
Природа оказалась справедлива к братьям Старостиным – все они оказались долгожителями. Их врагов уже давно не было на свете (сожрали друг друга в борьбе за власть), а Старостины еще десятки лет трудились на благо спорта. Хотя лагеря не способствовали их здоровью. Петру Петровичу, например, на допросах отбили легкие. По возвращении в Москву он заболел туберкулезом, ему ампутировали ногу, и он прожил «только 84 года». А Николай Петрович Старостин еще в течение сорока (!) лет практически безотлучно занимал должность начальника футбольной команды московского «Спартака», а фактически являлся её руководителем.
За свою тренерскую и организаторскую работу Николай Петрович был награждён тремя орденами Ленина, орденами Дружбы народов и «За заслуги перед Отечеством» III степени. Вскоре после смерти Николая Петровича Старостина (в 93 года!) в Москве на Аллее Дружбы Олимпийского комплекса «Лужники» был установлен памятник легендарному Н.П.Старостину.
А чуть позже братьям Старостиным и еще нескольким другим легендарным футболистам установили памятники прямо на трибунах стадионов, чтобы создать эффект присутствия патриархов футбола.
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск
